Сергей Галич, Институт Шалимова: все, что предлагает пластическая хирургия на Западе, мы делаем на том же высоком уровне

Импульс к развитию пластической и особенно реконструктивной хирургии в Украине, к сожалению, дает война на Донбассе. Вместе с тем, столичный Институт им.Шалимова проводит подобные операции уже порядка 40 лет, покрывая лечение всех основных посттравматических состояний пациентов.

Как работает эта отрасль медицины в нашей стране, с какими законодательными и ментальными проблемами приходится сталкиваться украинским хирургам и пациентам, что необходимо изменить со стороны государства, чтобы вывести услуги пластической и реконструктивной хирургии на новый уровень и доступность, как решать проблему донорства для лечения тяжело травмированных пациентов в интервью UA.NEWS рассказал заведующий отделом микрососудистой, пластической и восстановительной хирургии, доктор медицинских наук, профессор Сергей Галич.

Первую операцию по пересадке почек провел именно пластический хирург в далеком 1954 году, а первую трансплантацию рук провел также пластический хирург в 1999 году. На чем сосредоточена современная пластическая хирургия на базе Института им. Шалимова?

Сергей Галич: Первую операцию по пересадке почки в 1954 году провел американец Джозеф Мюррей. Он был детским хирургом, но с элементами интереса к пластической хирургии.

С тех пор прошло очень много времени. Если говорить о трансплантации, то сегодня в нашем Институте мы без проблем готовы выполнять даже аллотрансплантацию (трансплантация, при которой донором трансплантата является генетически и иммунологически другой человеческий организм – ред.). Технически мы абсолютно готовы к такого рода операциям. Главная проблема, которая нас задерживает – это поиск донора.

В то же время, наш Институт занимается достаточно широким полем заданий. В частности, наше отделение очень глубоко использует реконструктивную пластическую хирургию. В Украине сегодня широко распространена эстетическая хирургия, а реконструктивная не особо востребована. Хотя на самом деле, это очень интересное направление, и наш Институт как раз делает упор именно на нем.

Наше отделение выполняет различные реконструктивные операции, связанные с любыми нарушениями: посттравматическими, послеожоговыми, после удаления опухолей, различными врожденными аномалиями практически любой локализации – начиная от головы и заканчивая стопами. Опыт достаточно богатый – мы занимаемся этим более 40 лет. Микрохирургия – это базовый метод, который позволяет выполнять такие операции.

Реконструктивные операции за последнее время вышли на первый план, поскольку на Донбассе идет война и к нам регулярно обращается много участников боевых действий – за все 6 лет войны в нашем Институте были прооперированы более 20 военнослужащих. Мы закрывали им обширные дефекты передней брюшной стенки, конечностей, спины, реконструировали стопу.

Институт им. Шалимова считается основным центром в Украине по подготовке микрохирургов и выполнению микрохирургических операций. Хотя такие операции пробуют выполнять и в других городах страны, в частности, в Днепре. Хорошая школа микрохирургов находилась в Донецке, но из-за временной оккупации и войны сейчас говорить о ней серьезно не приходится.

Что же касается реконструктивных операций, то они связаны с закрытием различных дефектов тканей: посттравматическими и послеожоговыми, дефектами после удаления опухолей любой локализации, дефектами из-за травм головы, шеи, конечностей и туловища. У женщин мы выполняем такие операции для удаления груди вследствие онкозаболеваний, т.н. «мастектомии». Мы можем реконструировать эту грудь, сделать ее максимально похожей на здоровую и сохранившуюся. Да, это достаточно тяжелые операции, но тем не менее, они отработаны, и наш Институт уже многие годы их выполняет.



Какие процедурные операции наиболее востребованы?

Сергей Галич: У женщин наиболее востребованные операции, связаные с реконструкцией груди. В целом, это всевозможные реконструкции в области головы, закрытие обширных дефектов скальпа.

Приведу один интересный пример. Около 5 лет назад мы вместе с микрохирургами оперировали начальника Киевского военного лицея им. Ивана Богуна, Героя Украины Игоря Гордийчука. Он серьезно пострадал в боях с агрессором за Савур-Могилу и у него, с точки зрения хирургии, была уникальная травма – осколочное ранение повредило его черепную коробку, также у него был очень серьезный дефект мозга на затылочной области.

Мы с микрохирургами сначала отдельно восстановили дефект мозга, а затем восстановили тканевой дефект путем имитации твердой мозговой оболочки. После реабилитации в США, сегодня Игорь Гордийчук абсолютно нормально себя чувствует, публичен и ведет обычный образ жизни. Это была действительно уникальная и крайне тяжелая реконструктивная операция.

Операции такого рода за последнее время вышли на первый план, поскольку на Донбассе идет война и к нам регулярно обращается много участников боевых действий – за все 6 лет войны в нашем Институте были прооперированы более 20 военнослужащих. Мы закрывали им обширные дефекты передней брюшной стенки, конечностей, спины, реконструировали стопу. Делали очень серьезные и сложные операции для того, чтобы максимально их реабилитировать с хирургической точки зрения.

В Украине до сих пор нет официальной специальности «пластическая хирургия» – она находится в процессе становления. В государственном классификаторе профессий и согласно Кодексу законов о труде, специальность «пластический хирург» присутствует. Но мощной системной подготовки, так как это происходит на Западе, в Украине нет.

К слову, буквально несколько дней назад мы занимались реконструкцией ушной раковины, которую вырастили фактически с нуля. Есть одна методика восстановления уха – ее особенность в том, что при полном отсутствии ушной раковины пациента, мы используем местные ткани в области поврежденного уха и создаем с их помощью корневой карман, то есть кожу. Затем туда вставляется корневой эспандер, раздувается кожа и помещается каркас реберного  хряща. То есть, сооружается нечто похожее на ухо.

Это была плановая и вторая операция в нашем Институте – первую мы сделали в 2015-м году. В обоих случаях это казалось невозможным, поскольку были очень изменены ткани вокруг наружного слухового прохода. Поэтому мы выполнили достаточно уникальную, и в то же время, технически сложную операцию. На базе лучевого лоскута предплечья формируется ухо, в состав этого комплекса входит лучевая артерия.

Мы формируем здесь максимально приближенное по форме и по объему ухо, как бы его создаем, а затем с помощью микрохирургии, пересаживаем его в ту зону, где оно должно было находиться. Когда происходит определенная адаптация этого комплекса тканей, мы делаем коррекцию, подгоняем и создаем максимальное эстетическое восприятие реконструированного уха. Это очень интересная операция.



Оцените позицию Украины в области пластической хирургии на карте Европы. Какой опыт нам, возможно, стоило бы перенять у европейских стран?

Сергей Галич: Начнем с того, что в Украине до сих пор нет официальной специальности «пластическая хирургия» – она находится в процессе становления. В государственном классификаторе профессий и согласно Кодексу законов о труде специальность «пластический хирург» присутствует. Но мощной системной подготовки, так как это происходит на Западе, в Украине нет.

Специальность «пластический хирург» в медицинских вузах Украины существовала, но в 2005-м году ее отменили. Наш Институт борется за ее восстановление вот уже 15 лет. До тех пор, пока не будет этой специальности, пока не будет серьезной и глубокой подготовки пластических хирургов, говорить о пластической хирургии в Украине, как таковой, не приходится.

Будущий хирург должен ориентировался во всем – начиная от анатомии и заканчивая мельчайшими хирургическими манипуляциями. Пластическая хирургия – очень объемное понятие. Хирург не может заниматься только ухом, головой или грудью и быть абсолютным профаном в других направлениях. Для этого нужно пройти адекватную подготовку по всем разделам.

Все пластические хирурги, которые сегодня работают на территории Украины – это самоучки. Кто-то где-то стажировался, кто-то где-то учился уже здесь у людей, которые прошли эти стажировки за границей. Кто-то просто «набивал себе шишки», используя литературу, какие-то доступные интернет-видео и так далее.

Да, в Украине существует достаточное количество хирургов, которые умеют правильно и абсолютно адекватно оперировать сложных пациентов, используя свои знания. Но опять же, это «партизанщина», потому что кто-то где-то и как-то учился. Системной подготовки пластических хирургов на сегодняшний день нет. Поэтому определить точное место Украины на карте Европы в области пластической хирургии сегодня достаточно сложно.

Как в идеале должны обучаться пластические хирурги?

Сергей Галич: Необходимо закончить медицинский институт, затем пройти хотя бы годовую, а лучше – двухлетнюю, ординатуру по пластической хирургии. Но пока мы можем об этом говорить только виртуально.

Далее, нужно пройти все циклы пластической хирургии – есть разработанные учебные программы, они отработаны на Западе, все четко и понятно. Будущий хирург должен ориентировался во всем – начиная от анатомии и заканчивая мельчайшими хирургическими манипуляциями. Даже в склеротерапии есть понятие «пластическая хирургия».

Пластическая хирургия – очень объемное понятие. Хирург должен ориентироваться во всех этих областях, он не может заниматься только ухом, головой или грудью и быть абсолютным профаном в других направлениях. Для этого нужно пройти адекватную подготовку по всем разделам.

В пластической хирургии бывают ошибки, которые люди допускают потому, что не умеют, но пытаются делать. Вот это самое страшное. Пока нет специальности, эти попытки нельзя пресечь, ведь на них нет никакого влияния.

Те, кто сегодня ездит на стажировку за границу, обычно выбирают для себя то направление, которое им больше нравится. Они проходят обучение, накапливают определенную базу в этом направлении. Но они не могут охватить всю пластическую хирургию. На Западе люди учатся, сдают экзамены, получают сертификаты, и так далее, а в Украине все это только «на бумаге».



Часто ли Вам приходится исправлять ошибки пластических хирургов?

Сергей Галич: Конечно, да. Ошибки бывают двух видов. Первый – это ошибки от безответственности, потому что люди, которые «поймали звездочку», считают, что они могут делать все, и делают неправильно. Так часто ошибаются даже хирурги, которые работают уже длительное время. Все мы люди.

И второй вид ошибок – это понятные ошибки. Их делают даже профессора и академики. Они исходят из особенностей человеческого организма, особенностей течения патологического процесса. Эти ошибки не всегда можно учесть заранее.

Но есть и ошибки, которые люди допускают потому, что не умеют, но пытаются делать. Вот это самое страшное. Пока нет специальности, эти попытки нельзя пресечь, ведь на них нет никакого влияния.

Война с Россией повысила спрос на пластические операции вашего Института. Как вы справляетесь с потоком пациентов? Помогает ли вам как-то государство?

Сергей Галич: У нас с государством очень сложная система взаимоотношений. Вместо того чтобы ввести специальности, определить центры, которые способны выбирать пациентов, отбирать их и выполнять очень сложные реконструктивные операции, чиновники приглашают специалистов из-за рубежа и устраивают «шоу». При том, что все эти операции может спокойно делать наш Институт.

К нам за восстановлением обращаются десятки и сотни молодых ребят, которые получили тяжелые боевые и минно-взрывные травмы. Мы можем показать это на любом уровне – у нас есть очень интересные результаты и они впечатляют.

Мы поддерживаем дружеские отношения с микрохирургами из стран Запада. Из того, что они делают, я не знаю ничего такого, чего не могут сделать хирурги Института им. Шалимова. В плане пациентов – я имею в виду таких сложных пациентов после тяжелых калечащих травм. Я могу абсолютно любому пациенту честно посмотреть в глаза и сказать: «Мы делаем то же самое». Просто мы не «раскручены», никто нас не знает. А если знают, то нам не верят.

У наших людей ведь какой подход? Если американцы – значит это «топ», а если украинские хирурги, даже из известной и авторитетной организации – значит это ничего. При этом все почему-то забывают, что в Украину ездят не ведущие специалисты из США, а специалисты среднего уровня.

Насколько повысился спрос на пластические операции после начала войны на Донбассе?

Сергей Галич: Спрос вырос во много раз, потому что к нам за восстановлением обращаются десятки и сотни молодых ребят, которые получили тяжелые боевые и минно-взрывные травмы. Мы можем показать это на любом уровне – у нас есть очень интересные результаты и они впечатляют.

Но и здесь есть проблема – часто они обращаются в наш Институт после других госпиталей, когда с ними там уже не могут справиться. В то же время, мы не можем полностью контролировать ход их лечения.

Колоссальная проблема – отсутствие доноров. Мы готовы делать любые операции, например, по пересадке конечностей, травмированным военным, от трупных доноров. Но донорство не работает в нашей стране. И возникает много сопутствующих сложностей.

Кроме того, влияет и фактор «кастовости»: в Украине появились военные хирурги, которые занимаются раненными. Но как именно они занимаются, мы не знаем. В 2014-м – начале 2015-го года таких пациентов везли в основном в Институт им. Шалимова – тогда в военном госпитале не имели понятия, как работать с ними, это очень сложные пациенты. Затем другие госпитали научились лечить раненных бойцов. Я знаю, что к ним приезжали канадцы и американцы, учили оперировать раненных.

Вполне возможно, сегодня они уже могут что-то делать на хорошем уровне. Мы не знаем. У нас нет четкой дифференциации – этих пациентов нужно направить в Институт хирургии, эти могут лечиться там, а эти – там. Кто куда попал, кого куда привезли, так и получается.



Каков алгоритм попадания в Институт им. Шалимова?

Сергей Галич: Никакого алгоритма попадания в наш Институт не существует. Нам позвонили, сказали, что в наше отделение направляют пациента с определенными проблемами, и мы его принимаем. С операциями у нас проблем нет, но есть колоссальная проблема с донорством, равно как и во всей Украине.

Недавно мы наладили сотрудничество с одним из ведущих турецких микро- и пластических хирургов. Он приехал к нашему пациенту Вадиму, у которого нет стоп и кистей. Мы подготовились к операции по пересадке конечностей, привезли все необходимое оборудование, установили его. Турецкие коллеги согласились помочь и логично, что встал вопрос донора. Но вы же знаете, какая в Украине ситуация с донорами? Да, мы готовы. Но сделать ничего не можем.

Расскажите подробнее, как обстоит ситуация с трупным донорством в контексте пластической хирургии?

Сергей Галич: Ни для кого не секрет, что первая пересадка 2/3 лица в 1925 году была сделана во Франции, после того как француженку покусала собака. Сейчас подобных операций по пересадке рук и лиц насчитывается более сотни в год по всем миру. За этой статистикой уже даже тяжело следить, потому что если раньше это все преподносилось, как что-то новое, и велась статистика, то сейчас в некоторых центрах это стало настолько рутинной операцией, что об этом уже даже и не пишут.

Разница между трансплантацией органов здоровому и раненному человеку очень велика. Если человек травмирован, то нужно провести исследование – насколько повреждены структуры тканей, насколько их нужно освежить или может быть на первом этапе не восстанавливать те же нервы или сухожилия, если есть какое-то загрязнение или другие повреждения.

В трансплантологии очень большой шаг вперед сделали Китай, США, Франция, Турция. Но там совсем другие законы о трупном донорстве. Там презумпция трансплантации – если родственники умершего или он сам не успели написать запрет на использование, их никто уже не спрашивает. Врачи просто берут органы и конечности у трупа и пересаживают реципиентам.

В Украине же с этим много проблем. Например, для того, чтобы взять у умершего человека две руки на пересадку, нужно взамен них установить протезы. По закону, хоронить человека без двух рук нельзя, нужны протезы. Кто будет изготовлять эти протезы, за чей счет они будут сделаны? То есть, возникает множество проблем, которые абсолютно не отработаны.

При этом технически делать такие операции несложно. Если мы пришиваем просто фрагменты пальцев, то пришить комплекс органов с крупными сосудами, мы точно можем.

Разница между трансплантацией здоровому и раненному человеку очень велика. Если человек травмирован, то нужно провести исследование – насколько повреждены структуры, насколько их нужно освежить или может быть на первом этапе не восстанавливать те же нервы или сухожилия, если есть какое-то загрязнение или другие повреждения.

Но если человек здоров, то условия для пересадки более благоприятные и технически мы готовы к такой трансплантации. Главная проблема – отсутствие достаточного количества доноров.

Как в вашем Институте обстоят дела с выращиванием органов? Ранее Вы рассказали об уже выращенном ухе.

Сергей Галич: Операция с ухом, о которой рассказывал – это не выращенное, а сформированное ухо. Выращивание – это уже клеточные технологии, которые вскоре уже будут использоваться. Но мы пока что их не используем.

Хорошо, а сформированный орган – это распространенная практика или единичный кейс?

Сергей Галич: Выращивание органа – единичный случай. Дело в том, что сформировать орган легче, чем выращивать его с нуля. Для этого используются уже базовые фрагменты. Создать с нуля можно только ухо или нос, поскольку они имеют костный или хрящевой каркас.

Для создания носа ставится корневой эспандер, он раздувается, появляется дополнительное количество кожи в этой зоне. Затем эта кожа помещается в сформированную полость в каркас уха или носа, ставится на предплечье, там формируется что-то похожее на нос и затем пересаживается. Это мы можем. Но более серьезные органы или конечности – кисть, рука, стопа, – сформировать не получится. Здесь нужно только донорство.



Есть ли в области пластической хирургии место творчеству?

Сергей Галич: Классическая хирургия, особенно эстетическая и реконструктивная – это сплошное творчество. Здесь также можно применить эстетику, как художественное произведение.

Например, хирург хочет увеличить форму женской груди. Каждый человек отталкивается от индивидуального восприятия и своего представления о красоте женской груди. Исходя из этого, каждый хирург начинает подходить к этому вопросу, как художник.

В пластической хирургии очень много мифов. Основной миф – это то, что с помощью пластики можно радикально изменить свою жизнь. Но это не так, ведь если человек не ощущает себя внутренне свободным и нужным, то сделай ему любые грудь, уши, нос, внутри ему от этого комфортнее не станет.

Сегодня стало модным компьютерное прогнозирование (моделирование). Когда об этом начинают рассказывать, я всегда привожу такой пример – а как Микеланджело в средневековье представлял свою знаменитую статую Давида? Как скульптор Канова моделировал свои творения? Компьютеров тогда и подавно не было.

Каждый пластический хирург, как герой и художник. Он видит и создает образ. Его работа похожа на работу кутюрье, по принципу «Я Вас так вижу». В результате люди говорят: «О да, это оно, это шедевр!». Один скульптор отличается от другого, и если каждый будет делать в компьютере моделирование, шедевров не будет. Точно так же работают пластические хирурги. Я имею в виду талантливых профессионалов, а не тех, кто пришел в хирургию, чтобы заработать денег.

Есть ли какие-то мифы в современной пластической хирургии, которые вы бы хотели развеять?

Сергей Галич: В пластической хирургии очень много мифов. Основной миф – это то, что с помощью пластики можно радикально изменить свою жизнь. Но это не так, ведь если человек не ощущает себя внутренне свободным и нужным, то сделай ему любые грудь, уши, нос, внутри ему от этого комфортнее не станет.

В каждом направлении пластической хирургии существует большое количество мифов. Этому активно способствует интернет, где очень много недостоверной информации. Интернет не позволяет видеть и знать все о конкретном хирурге. Поэтому я советую пойти и пообщаться, посмотреть на результат, поговорить с людьми, которые пролечились у того или иного доктора.

Первые операции по пересадке верхних конечностей были сделаны в начале 1960-х годов и тогда врачи пришли к пониманию того, что пальцы можно пришить в течение 24 часов после травмы. Кисть – в пределах 12 часов. Предплечье – в пределах 6 часов. В этих конечностях почти нет мышц, поэтому время до реставрации более растянуто.

Нет людей, которые не делают ошибок. Особенно это актуально при повторных операциях, когда переделывают неудачные результаты предыдущих вмешательств. Но, во-первых, не всегда получается так, как ты хочешь. А во-вторых, нужно терпение для того, чтобы пройти весь этот этап.

Часто результат не виден сразу, нужно немного подождать. Иногда возникает отечность, гематомы и т.п. Результат не всегда сиюминутный. Но у пациента не всегда хватает терпения. Поэтому наша хирургия – это сложная и ответственная сфера.

Какие вопросы чаще всего задают в вашем Институте? С чем чаще всего приходится сталкиваться? К примеру, если у пациента вдруг случилась ампутация. Какой сегмент сколько может жить, как правильно его законсервировать, за какое время его нужно доставить? И какова доступность в наших сегодняшних реалиях?

Сергей Галич: Нижние конечности сегодня менее актуальны для реконструкции, потому что они хорошо протезируются и часто даже пришитые голени, превращаются в полноценный аналог ноги. Помните, как пираты раньше ходили, опираясь на колотушку? Точно также и здесь.

Хорошие биопротезы последнего поколения позволяют людям заниматься физической подготовкой, ходить и не испытывать никаких проблем. Сегодня ампутация и реставрация нижних конечностей не очень актуальна. Поэтому в большинстве развитых стран, нижние конечности пришиваются очень редко, даже на уровне нижней третьей голени.

Если произошло несчастье и человек потерял верхнюю конечность или ее часть, не нужно терять время на очистку конечности от мусора. Нужно обернуть ампутант достаточным количеством марлевых салфеток или бинта, положить его в чистый целофановый пакет, плотно завязать и поместить в контейнер с водой и кусками льда. И срочно доставить пациента и ампутант в наш Институт на операцию.

Гораздо более актуальна реставрация верхних конечностей. Первые операции по пересадке конечностей были сделаны в начале 1960-х годов и тогда врачи пришли к пониманию того, что пальцы можно пришить в течение 24 часов после травмы. Кисть – в пределах 12 часов. Предплечье – в пределах 6 часов. В этих конечностях почти нет мышц, поэтому время до реставрации более растянуто.

Чем больше мышечной ткани входит в состав ампутанта, тем меньше шансов, что не будет ишемического, то есть бескислородного, повреждения ткани. Мышца очень чувствительна к этому. Мышцы очень быстро гибнут после ампутации. Поэтому гораздо более сложно пришивать, скажем, руку или плечо. Здесь уровень ампутации на порядок выше. Период от травмы до реставрации также минимален – чтобы пришить плечо, необходимо 3 часа. Важно сохранить и успеть доставить ампутант в трансплантационный центр и вовремя его пришить на место, чтобы начался процесс адаптации.



Расскажите подробно нашим читателям, как правильно доставить в клинику ампутант для пересадки/реставрации? Произошла травма, что и как нужно делать, а чего нельзя, чтобы не навредить органу и процессу?

Сергей Галич: В первую очередь, не нужно заниматься ерундой. Часто травмированную часть тела начинают очищать от опилок, травы, других загрязнителей, затем пострадавшего отвозят в операционную по месту жительства, перевязывают, накладывают жгут и уже тогда везут в трансплантационный центр для пришивания.

На самом же деле, нужно сделать следующее. На производстве произошло несчастье и человек потерял верхнюю конечность или часть верхней конечности. Не нужно терять время на очистку конечности от опилок, травы, каких-то добавок и другого мусора. Нужно обернуть ампутант достаточным количеством марлевых салфеток или бинта, положить его в чистый целофановый пакет, плотно завязать и поместить в контейнер с водой и кусками льда. В качестве альтернативы, можно взять лед из холодильника.

При этом ампутант нужно класть не в чистый лед, иначе он максимально снизит температуру и превратит его в замороженный «продукт-испаритель». Важно чтобы в контейнере была холодная вода и куски льда, чтобы поддерживалась максимально низкая температура. Это сохранит все структуры ампутанта от бескислородного повреждения. И после этого нужно доставить пострадавшего и контейнер с ампутантом в наш Институт на операцию по пришиванию.

Если у человека произошла неприятность, ему на первом этапе сделали неудачную операцию, или спасали жизнь и косметически получилось не все так, как бы хотелось, то наш Институт готов исправлять такие ситуации. Как и оказывать этапное лечение с помощью косметических операций.

Перед тем, как приехать, предварительно нужно позвонить в наш Институт, объяснить дежурному врачу ситуацию, чтобы можно было подготовить операционную. Пока пациента везут, наши специалисты срочно готовятся к операции. В идеале, перед отправкой пациента желательно сделать рентген. Если есть такая возможность и позволяет время. Это сократит время хирургов на изучение ампутанта и конечности, позволит сразу предположить объем операции, насколько кости нужно укорачивать или не укорачивать, какими методами фиксации пользоваться, и так далее.

Куда именно пациенту необходимо обращаться в Институте?

Сергей Галич: Обращаться нужно в приемное отделение. Дежурный доктор задаст ряд уточняющих вопросов о характере повреждения, уточнит подробности травмы. Мы в любой момент готовы принимать пациентов, которые нуждаются в срочных операциях по пришиванию ампутантов. Как уже говорилось, если есть возможность, нужно оперативно сделать рентген пострадавшей области.

Можно ли делать какие-то обезболивающие процедуры в случае травматической ампутации?

Сергей Галич: Любая травма предусматривает отработанный сценарий действий, о котором хорошо осведомлена скорая помощь.

Кроме того, если у человека произошла неприятность, ему на первом этапе сделали неудачную операцию, или спасали жизнь и косметически получилось не все так, как бы хотелось, то наш Институт готов исправлять такие ситуации. Всегда можно приехать на консультацию, поговорить, найти какой-то консенсус.

Также существует этапное лечение. Хорошего результата можно добиться не сразу, может быть, не с первого раза. Но все это отработано, наш Институт имеет большой опыт в таких вопросах. Если мы будем в состоянии сделать качественную косметическую операцию, то мы подробно все расскажем, покажем и сделаем.