Российские оккупанты снова целят ракетами по Киеву и области. Десятки погибших и сотни раненых – люди теряют родных и дома. Многие сравнивают события 10, 11 октября с началом полномасштабного вторжения россии. Тогда, 24 февраля, на столицу летели ракеты и бомбы. Однако сегодня люди уже не боятся, чувствуют преимущественно ярость.
Чтобы напомнить миру, что такое потеря родного дома и снаряды в своем городе – рассказываем истории беженцев, которые еще в первые месяцы войны покинули свои киевские дома и нашли приют на Ривненщине.
«Как нет дома – выкопаю землянку...»
Первый рассказ – о семье с Киевщины. Когда они приехали в Ривненскую область, их село было еще оккупировано. Мы не называем ни фамилии, ни населенный пункт, да и имена заменяем на всякий случай из соображений безопасности. Пан Петр, Оксана, бабушка Анна и двое детей временно поселились в небольшом сельском домике.
Сначала семья рассказала о том, как все началось.
– Все началось, как и для всех, 24 февраля. Но сначала никто не знал, что на самом деле будет... Да, мы видели вдали взрывы. Прилетал к нам «призрак Киева» – осматривал территорию. Такой гул поднимал... А однажды едва не задел орех – так низко шел.
А уже 27 числа начали бомбить. Потом российские солдаты зашли в наше село. Как зашли? Через центральную улицу шли колонны. Сколько их там было? Это была вся российская техника, российские военные...
С начала марта оккупанты поселились в помещениях бывшего колхоза. Там же расставили свои танки и грады. Прошлись по дворам, сказали мужчинам не выходить на улицу. По периметру села разместились их снайперы.
Оккупация. Какой она была?
Беженцы с Киевщины рассказали, как жилось в оккупации. Без связи, с оккупантами в домах и с запретом выходить на улицы.
– Очень скоро россиянки осели в селе уже как хозяева, – вспоминает Оксана. – Ходят по улицам, на велосипедах ездят, а мы по домам сидим. Семье кумовьев несколько дней не позволяли из погреба выйти, а сами в доме гуляли, пили. На четвертый день женщина вышла, упала на колени и просит: «Дайте есть хоть что-то для своих взять. Четыре дня голодные». Правда, после этого их выпустили.
По приказу оккупантов, жители поселка повесили на домах белые ленты. Так захватчики показывали своим, что их войска могут свободно продвигаться дальше.
– Мы были отрезаны от своих полностью. Связи никакой ни с кем. Было ясно, что наши не смогут сразу нас освободить.
Лицо врага
В родном селе беженцев «хозяйничали» россияне, в соседнем - были кадыровцы.
– А были ли кадыровцы у вас?
– Нет, они были в соседнем селе. У нас на улице были тогда россиянки, и еще, можно сказать, адекватные, - замечает Петр.
– Вы с ними на русском разговаривали?
– Нет, на украинском, они прекрасно нас понимали.
– Впервые их увидела под обстрелом, – рассказывает Оксана. – Я бегу и пытаюсь спрятаться, и они тоже – согнулись, грязные, в песке, в сорняках. А второй раз так это было: как-то вечером набираю воду (у нас хозяйство большое), а они зовут: «Иди сюда!». Не прийти не можешь, потому что они стоят трое с автоматами во дворе и трое еще на улице... «Дайте, пожалуйста, морковки, дайте лука». Думаешь, таким нельзя давать, но, с другой стороны... Мы на них посмотрели - они дети... Двадцать два года, восемнадцать год... Ну дети еще. Говорят: «Нас отправили, а мы не знали, куда». Может, и правда. Может, в других частях солдаты или контрактники, например, и понимали, что происходит... А этих детей бросили, как пушечное мясо.
– Я выхожу, – добавляет бабушка Анна, – а оно худенькое, беленькое. Я и говорю: «На, бери, ешь огурец». А потом еще говорю и так к ним: «Ребята, что же вы делаете? Уходите отсюда. За что? Вот я только недавно похоронила деда, шесть месяцев назад умер». А он мне: «Ты, бабка, прости». Думаю, Господи, ты же мне во внуки годишься. Посмотрела на него – а у него слезы текут.
– Да, правда, – добавляет Петр, – один рассказал, что из Хабаровска, как мать зовут, жену, детей. Говорил мне так: «Нас отправили, а мы не знали, куда. Нам тоже страшно». Но одно они понимали: или здесь лягут, или там свои пристрелят. Даже рассказывали, что ехали сюда «под прицелом».
Для чего они оказались на чужой земле, объяснить захватчики не могли. Только один язык: их прислали нас защищать. И на эту глупость не было совета и ответа ни у одной стороны, ни у другой.
Война убивает людей, но не человечность
Рассказала семья и о том, смогли бы принять россиян, если бы те сложили оружие. Вопрос сложный, но хорошая проверка на человечность.
– Скажите, а если бы они сложили оружие и сказали: мы, мол, не хотим воевать, приютите нас. Вы бы их приняли?
Пан Петр, не задумываясь, говорит: «Да, принял бы». Потом он думает, встает, садится и добавляет:
– Понимаешь, если бы он нигде не стрелял, его руки не были бы в крови и он действительно не знал, куда приехал, то да. А поскольку они оружие не сложили, то мне их не жалко.
А потом опять молчит и говорит:
– Если бы покаялись и не стреляли, я бы даже заступился за них. Да даже и спрятал, пока нашим бы все не объяснил.
Когда поняли, что надо уезжать из села? И как выезжали?
Семья сбежала в соседнее село. Дома тех, кто выезжал, расстреливали.
– Мы еще долго оставались на месте. Вот у меня есть знакомый в соседнем селе, то первого марта уже его дома не было. Пока сидели в погребе, взорвался дом и машина. К счастью, имели второй автомобиль в гараже. Сели и выехали всей семьей, все живы, слава Богу. А мы... Числа 7-8 (марта) начали очень стрелять, и непрерывно. И не три-четыре раза в сутки, а постоянно. И уже не только ракетами и градами, а лупили из танков. Дом ходуном ходил. В погребе уже начинали расходиться плиты. По селу, между соседями, можно было перемещаться так: пять метров прошел – упал, снова пять метров прошел – упал... В дом соседа попал снаряд...
Петр рассказывает неторопливо, вспоминает все до мелочей.
– Мы не знали сначала, что люди выезжают. Потом, таки думаю, надо ехать. Девушки вышли, надели белые платки и просят: «Выпустите нас». А тот спрашивает у соседки адрес. Она ответила, и минут через 20 снаряд прилетел прямо в их дом. Семья там, слава Богу, выжила, потому что они в то время в погребе были.
– Все-таки спасали погреба? Потому что разное говорят о том, надо ли в них скрываться.
– Если бы мы остались еще на ночь, то уже не известно, остались бы живы. Дома рядом горят. Гремит все так, что усидеть в погребе уже невозможно. Наконец нам дали добро на то, чтобы мы выехали в соседнее село. Никто не говорил об эвакуации, мы просились в соседнее село, потому что здесь все поразбивали (с 28 февраля не было света, а 8 марта они перебили еще и газовую магистраль), и жить уже было никак.
– Как вышел я 8 марта на свою улицу, то ее не узнал. Магазин сравняли с землей, дома и школа разрушены, асфальта нет, ворота во дворах снесены, стекла выбиты на земле, в каждом дворе или танк, или БТР.
– У вас есть фото разрушенного села?
– Если бы снимали, то сюда бы уже не приехали...
– Как все-таки удалось выехать?
– Как? Сели в машину и поехали. Нам дали добро на семь машин, а ехало аж семнадцать. Они стояли по всей улице с автоматами Калашникова. Колонну могли уничтожить, но не сделали этого.
– Сейчас много ужасных историй слышим о том, что беженцев расстреливают.
– Нас выпустили. Но, правда, журналиста одного убили. Молодой паренек, из нашего района. Он начал снимать, и они сразу его... На месте.
На соседних улицах, рассказывает Оксана, люди были очень удивлены, когда видели эту колонну с белыми лентами и надписями «Дети». Они чуть ли не крутили пальцами у виска, не понимая, что это и почему.
Дело в том, что село имеет особенность: улицы разбросаны далеко друг от друга. На одной – ад, на другой – «как Европа», все спокойно, люди спокойной и мирной жизнью живут, а в соседнем селе – российские блокпосты и лежит много их погибших...
В семье Петра и Оксаны, как и у всех украинцев, изменилось отношение к жизни. Теперь живут одним днем и не планируют дальше утра. Скучают по дому, хозяйству, кладовке... Убеждены в победе и знают, что скоро Украина будет свободной.
Сотни домов разрушаются до сих пор
Таких семей, как эта с Киевщины, становится больше с каждым днем. Напоминаем, что только 10 октября российские ракеты повредили в Киеве 45 жилых домов. Люди начали снова бежать в регионы.
Интервью подготовили: София Денисюк, Надя Кибукевич.
Фото: Екатерина Лащикова.
Отметим, 10 октября российские войска атаковали Киев, Львов, Днепр, Харьков, Хмельницкий, Черниговщину, Житомирщину и другие регионы.
10 октября взрывом в Киеве поврежден центральный железнодорожный вокзал. Однако движение поездов продолжается.
Из-за массированной атаки Киева в понедельник, 10 октября, пострадали 47 человек. Количество погибших составляет 5 человек.